Инна Живетьева - Орлиная гора
Темка рванул дверь, метнулся через полутемные сени, чуть не сбив с ног солдата, ворвался в комнату.
Митькин мундир валялся под порогом, и кто-то успел плюнуть на белые аксельбанты. На середину комнаты выволокли лавку, и сержант держал в руке хлыст. Скоты! Темка оттолкнул Леона с дороги, бросился в угол – там, на полу, между сапогами виднелась светловолосая Митькина голова.
Дин сел, прижимая к переносице ладонь. Из-под пальцев капала на разорванную рубашку кровь. Гора – не меньше Орлиной – свалилась с Темкиных плеч. Не успели! Видно, только начали избивать. А пленник сопротивлялся: мундир стащили, а рубашку снять не смогли. Зато, видно, поизгалялись вдоволь: глаза у Митьки потемнели от ненависти.
Темка вернулся к порогу, подобрал мундир.
– Кто плюнул?
Испуганные взгляды в ответ – и княжич только сейчас ощутил, что стиснул пальцы на рукояти пистолета. Темка вытер плевок о стоящего рядом солдата.
– Вот приказ коннетабля, – бумагу, не глядя, сунул Бокару. Шагнул к Митьке, протянул мундир. Друг натянул поверх разорванной рубахи, выпрямился – и Темке вспомнилась душная спальня в Северном Зубе: по углам комнаты таилась в засаде боль, выползая при каждой перевязке. Она как раз пробовала княжича на зуб, когда вошел Митька, бережно неся мундир с золотыми аксельбантами… – Где его оружие?
– У меня.
Темка глянул внимательно на Леона: нет, не показалось, действительно Бокар предвкушает какую-то гадость.
– Дай сюда.
– Я верну. Если ты, княжич Торн, объяснишь, откуда у предателя короны взялось вот это, – на короткопалую ладонь лег нож в знакомых ножнах. Сохранил Митька!
Показалось лезвие и снова скрылось. Леон растянул в улыбке толстые губы:
– Может, мне тоже стоит сходить к коннетаблю? Как ты заступаешься за Дина! Или одной веревочкой повязаны?
Ах как хочется Леону раскрыть заговор! Выслужиться. А пуще того – чешутся кулаки сбить одним ударом на пол, поставить на колени мальчишку-княжича серебряного рода. Спасибо, Олень-покровитель, что Темка сказал коннетаблю про узы побратимства.
– Вперед, – он усмехнулся, хотя больше хотелось дать в рожу, чтобы не лапал оружие. – Я с удовольствием посмотрю, как ты выставишь себя дураком. Между прочим, князь Кирилл не слишком остался доволен, что ты своевольничаешь с пленным. Жаль, не увижу, какое наказание он тебе придумает.
Леон замялся. Предвкушение сменилось нерешительностью. Темка оглянулся: Митька уже застегнул мундир.
– Княжич Леон, я требую вернуть мне родовое оружие, – он отчеканил слова, положив ладонь на эфес шпаги.
Искушение, ах какое искушение бурлит за широким лбом! Но княжич Бокар не будет рисковать. И так, поди, уже жалеет: припомнит ему князь Кирилл дурость.
– Нож, – Темка протянул руку, вложив в голос как можно больше уверенности. Подумать только, какой-то княжич не геральдического рода посмел забрать кинжал-побратим.
– Да подавись ты!
Если бы Леон швырнул на пол, Темка выхватил бы шпагу, не дожидаясь, пока вооружится противник.
– Радуйся, что король запретил дуэли. – Княжич повесил нож на пояс, подумав со злорадством: не знают они, что у королевского порученца есть клинок с гербом Орла. – Ты на Поле? – он повернулся к Митьке, который слушал разговор безучастно, безвольно уронив руки. Друг отрицательно качнул головой. – Пошли.
Проводили ненавидящими взглядами. Леон и раньше не жаловал княжичей из геральдических родов, Темка сам слышал, как он задирал Марика, чуть ли не плевался вслед. А сейчас Бокар стал настоящим врагом. Из тех, что будут внимательно следить за каждым шагом. И не приведи Создатель оступиться!
Ну и шакал с ним. Вот к коннетаблю уже опаздывают – это да!
– Быстрее!
Митька стрельнул взглядом из-под ресниц и прибавил шаг.
Князь Кирилл ждал, сидя за столом. Карты, бумаги – все было убрано или слепо смотрело изнанкой. Темка остался стоять у двери. Адъютант ухватил княжича Дина за плечо, подтолкнул на середину комнаты. Темка с тревогой следил за лицом коннетабля, но тот был слишком опытен, чтобы позволить мальчишке разгадать намерения.
– Как умудрился попасть в плен?
– Ехал к королю.
Ох, ни фига себе! Темка не сдержался, расплылся в улыбке. Митька, какой же ты молодец, что решился!
– Князь Дин?
– Уехал вчера ночью.
– Куда?
– Я не знаю. Спасибо Матери-заступнице, я действительно не знаю.
Улыбка замерзла на Темкиных губах. Это не то отречение, которого требовал Эдвин год назад. Это – предательство. Олень-покровитель! Темка чуть не бросился вперед – подхватить, удержать. Но побратиму не требовалась помощь: он стоял прямо, не опустив головы. Вот только голос был чужим, не Митькиным.
– Князь Наш вчера ночью уехал к королю. Все важное я передал с ним.
Так вот откуда знал Эдвин!
– Карту.
Адъютант развернул новую, без пометок.
– Покажешь?
Да что же ты делаешь, Создатель!
– Да.
Прозвучало знакомо, но голос все равно был не Митькин.
С картой княжич работать умел, перо легко касалось бумаги. Закончил быстро.
– Это все.
Рука опустилась, качнулись испачканные чернилами пальцы. Темка вспомнил: так говорил Александер сразу после ампутации.
– Свернем, – Темка показал еле заметную тропку. – Дальше в горы, лошадям нужно передохнуть. Мы тут обычно останавливаемся. Когда-то здесь жила травница, а сейчас дом заброшен. – Он молол языком, лишь бы не тянулось неловкое молчание.
Митька кивнул, тронул коня.
Тропа вывела к поляне, огороженной высоким забором. Некоторые жерди вывалились и гнили в траве. Из бреши выскочил кудлатый пес, кинулся в ноги Деге.
– Это Полкан. Мы его прикормили, он всегда встречает. И сторож хороший, сразу ясно, есть кто в доме или нет.
Покосившаяся калитка едва не упала, когда Темка тронул створку. Маленький дворик зарос травой. Домишко осел в землю по окна и слепо смотрел на спутников рассохшимися ставнями, заброшенное жилище напоминало старуху с бельмами на глазах. Из маленькой сараюшки – наверное, когда-то травница держала козу, – выскочила толстая серая крыса и скрылась за срубом колодца. Полкан для порядка гавкнул ей вслед и растянулся в тени. Жарко.
Калитку Темка примотал обрывком веревки и отпустил Дегу пастись во дворе. Смирная Митькина кобылка пристроилась рядом.
– Пошли внутрь, – сказал Темка, щурясь от полуденного солнца. Вот печет, как на даррской границе.
Ступеньки уходили в землю, и низкая притолока заставила согнуться. В доме была одна комната, большую часть ее занимали печь и длинный стол. Дальний угол когда-то отгораживала занавеска, но ткань сгнила. Дожди не щадили, щедро поливая сквозь дырявую крышу.
